Михаил Булгаков
Мастер и Маргарита
Роман
Глава 3
СЕДЬМОЕ ДОКАЗАТЕЛЬСТВО
- Да, было около десяти часов утра, досточтимый Иван Николаевич,- сказал
профессор.
Поэт провел рукою по лицу, как человек, только что очнувшийся, и увидел, что на
Патриарших вечер.
Вода в пруде почернела, и легкая лодочка уже скользила по ней, и слышался плеск
весла и смешки какой-то гражданки в лодочке. В аллеях на скамейках появилась
публика, но опять-таки на всех трех сторонах квадрата, кроме той, где были
наши собеседники.
Небо над Москвой как бы выцвело, и совершенно отчетливо была видна в высоте
полная луна, но еще не золотая, а белая. Дышать стало гораздо легче, и голоса
под липами теперь звучали мягче, по-вечернему.
"Как же это я не заметил, что он успел сплести целый рассказ?..- подумал
Бездомный в изумлении,- ведь вот уже и вечер! А может, это и не он рассказывал,
а просто я заснул и все это мне приснилось?"
Но надо полагать, что все-таки рассказывал профессор, иначе придется допустить,
что то же самое приснилось и Берлиозу, потому что тот сказал, внимательно
всматриваясь в лицо иностранца:
- Ваш рассказ чрезвычайно интересен, профессор, хотя он и совершенно не
совпадает с евангельскими рассказами.
- Помилуйте,- снисходительно усмехнувшись, отозвался профессор,- уж кто-кто, а
вы-то должны знать, что ровно ничего из того, что написано в евангелиях, не
происходило на самом деле никогда, и если мы начнем ссылаться на евангелия как
на исторический источник...- он еще раз усмехнулся, и Берлиоз осекся, потому
что буквально то же самое он говорил Бездомному, идя с тем по Бронной к
Патриаршим прудам.
- Это так,- заметил Берлиоз,- но боюсь, что никто не может подтвердить, что и
то, что вы нам рассказывали, происходило на самом деле.
- О нет! Это может кто подтвердить!- начиная говорить ломаным языком,
чрезвычайно уверенно ответил профессор и неожиданно таинственно поманил обоих
приятелей к себе поближе.
Те наклонились к нему с обеих сторон, и он сказал, но уже без всякого акцента,
который у него, черт знает почему, то пропадал, то появлялся:
- Дело в том...- тут профессор пугливо оглянулся и заговорил шепотом,- что я
лично присутствовал при всем этом. И на балконе был у Понтия Пилата, и в саду,
когда он с Каифой разговаривал, и на помосте, но только тайно, инкогнито, так
сказать, так что прошу вас - никому ни слова и полнейший секрет!.. Тсс!
Наступило молчание, и Берлиоз побледнел.
- Вы... вы сколько времени в Москве?- дрогнувшим голосом спросил он.
- А я только что сию минуту приехал в Москву,- растерянно ответил профессор, и
тут только приятели догадались заглянуть ему как следует в глаза и убедились в
том, что левый, зеленый, у него совершенно безумен, а правый - пуст, черен и
мертв.
"Вот тебе все и объяснилось!- подумал Берлиоз в смятении,- приехал сумасшедший
немец или только что спятил на Патриарших. Вот так история!"
Да, действительно, объяснилось все: и страннейший завтрак у покойного философа
Канта, и дурацкие речи про подсолнечное масло и Аннушку, и предсказания о том,
что голова будет отрублена, и все прочее - профессор был сумасшедший.
Берлиоз тотчас сообразил, что следует делать. Откинувшись на спинку скамьи, он
за спиною профессора замигал Бездомному - не противоречь, мол, ему,- но
растерявшийся поэт этих сигналов не понял.
- Да, да, да,- возбужденно говорил Берлиоз,- впрочем, все это возможно! Даже
очень возможно, и Понтий Пилат, и балкон, и тому подобное... А вы одни приехали
или с супругой?
- Один, один, я всегда один,- горько ответил профессор.
- А где же ваши вещи, профессор?- вкрадчиво спрашивал Берлиоз,- в "Метрополе"?
Вы где остановились?
- Я? Нигде,- ответил полоумный немец, тоскливо и дико блуждая зеленым глазом по
Патриаршим прудам.
- Как? А... где же вы будете жить?
- В вашей квартире,- вдруг развязно ответил сумасшедший и подмигнул.
- Я... я очень рад,- забормотал Берлиоз,- но, право, у меня вам будет
неудобно... А в "Метрополе" чудесные номера, это первоклассная гостиница...
- А дьявола тоже нет?- вдруг весело осведомился больной у Ивана
Николаевича.
- И дьявола...
- Не противоречь!- одними губами шепнул Берлиоз, обрушиваясь за спину
профессора и гримасничая.
- Нету никакого дьявола!- растерявшись от всей этой муры, вскричал Иван
Николаевич не то, что нужно,- вот наказание! Перестаньте вы психовать.
Тут безумный расхохотался так, что из липы над головами сидящих выпорхнул
воробей.
- Ну, уж это положительно интересно,- трясясь от хохота, проговорил профессор,-
что же это у вас, чего ни хватишься, ничего нет!- Он перестал хохотать внезапно
и, что вполне понятно при душевной болезни, после хохота впал в другую
крайность - раздражился и крикнул сурово:- Так, стало быть, так-таки и
нету?
- Успокойтесь, успокойтесь, успокойтесь, профессор,- бормотал Берлиоз, опасаясь
волновать больного,- вы посидите минуточку здесь с товарищем Бездомным, а я
только сбегаю на угол, звякну по телефону, а потом мы вас и проводим, куда вы
хотите. Ведь вы не знаете города...
План Берлиоза следует признать правильным: нужно было добежать до ближайшего
телефона-автомата и сообщить в бюро иностранцев о том, что вот, мол, приезжий
из-за границы консультант сидит на Патриарших прудах в состоянии явно
ненормальном. Так вот, необходимо принять меры, а то получается какая-то
неприятная чепуха.
- Позвонить? Ну что же, позвоните,- печально согласился больной и вдруг
страстно попросил:- Но умоляю вас на прощанье, поверьте хоть в то, что дьявол
существует! О большем я уж вас и не прошу. Имейте в виду, что на это существует
седьмое доказательство, и уж самое надежное! И вам оно сейчас будет
предъявлено.
- Хорошо, хорошо,- фальшиво-ласково говорил Берлиоз и, подмигнув расстроенному
поэту, которому вовсе не улыбалась мысль караулить сумасшедшего немца,
устремился к тому выходу с Патриарших, что находится на углу Бронной и
Ермолаевского переулка.
А профессор тотчас же как будто выздоровел и просветлел.
- Михаил Александрович!- крикнул он вдогонку Берлиозу.
Тот вздрогнул, обернулся, но успокоил себя мыслью, что его имя и отчество
известны профессору также из каких-нибудь газет. А профессор прокричал, сложив
руки рупором:
- Не прикажете ли, я велю сейчас дать телеграмму вашему дяде в Киев?
И опять передернуло Берлиоза. Откуда же сумасшедший знает о существовании
киевского дяди? Ведь об этом ни в каких газетах, уж наверно, ничего не сказано.
Эге-ге, уж не прав ли Бездомный? А ну как документы эти липовые? Ах, до чего
странный субъект. Звонить, звонить! Сейчас же звонить! Его быстро
разъяснят!
И нечего не слушая более, Берлиоз побежал дальше.
Тут у самого выхода на Бронную со скамейки навстречу редактору поднялся в
точности тот самый гражданин, что тогда при свете солнца вылепился из жирного
зноя. Только сейчас он был уже не воздушный, а обыкновенный, плотский, и в
начинающихся сумерках Берлиоз отчетливо разглядел, что усишки у него, как
куриные перья, глазки маленькие, иронические и полупьяные, а брючки клетчатые,
подтянутые настолько, что видны грязные белые носки.
Михаил Александрович так и попятился, но утешил себя тем соображением, что это
глупое совпадение и что вообще сейчас об этом некогда размышлять.
- Турникет ищете, гражданин?- треснувшим тенором осведомился клетчатый тип,-
сюда пожалуйте! Прямо, и выйдете куда надо. С вас бы за указание на четверть
литра... поправиться... бывшему регенту!- кривляясь, субъект наотмашь снял
жокейский свой картузик.
Берлиоз не стал слушать попрошайку и ломаку регента, подбежал к турникету и
взялся за него рукой. Повернув его, он уже собирался шагнуть на рельсы, как в
лицо ему брызнул красный и белый свет: загорелась в стеклянном ящике надпись
"Берегись трамвая!"
Тотчас и подлетел этот трамвай, поворачивающий по новопроложенной линии с
Ермолаевского на Бронную. Повернув и выйдя на прямую, он внезапно осветился
изнутри электричеством, взвыл и наддал.
Осторожный Берлиоз, хоть и стоял безопасно, решил вернуться за рогатку,
переложил руку на вертушке, сделал шаг назад. И тотчас рука его скользнула и
сорвалась, нога неудержимо, как по льду, поехала по булыжнику, откосом
сходяшему к рельсам, другую ногу подбросило, и Берлиоза выбросило на
рельсы.
Стараясь за что-нибудь ухватиться, Берлиоз упал навзничь, несильно ударившись
затылком о булыжник, и успел увидеть в высоте, но справа или слева - он уже не
сообразил,- позлащенную луну. Он успел повернуться набок, бешеным движением в
тот же миг подтянув ноги к животу, и, повернувшись, разглядел несущееся на него
с неудержимой силой совершенно белое от ужаса лицо женщины-вагоновожатой и ее
алую повязку. Берлиоз не вскрикнул, но вокруг него отчаянными женскими голосами
завизжала вся улица. Вожатая рванула электрический тормоз, вагон сел носом в
землю, после этого мгновенно подпрыгнул, и с грохотом и звоном из окон полетели
стекла. Тут в мозгу у Берлиоза кто-то отчаянно крикнул - "Неужели?..". Еще раз,
и в последний раз, мелькнула луна, но уже разваливаясь на куски, и затем стало
темно.
Трамвай накрыл Берлиоза, и под решетку Патриаршей аллеи выбросило на булыжный
откос круглый темный предмет. Скатившись с этого откоса, он запрыгал по
булыжникам Бронной.
Это была отрезанная голова Берлиоза.
Глава 4